
Анькин муж.
Да-да, тот самый, от которого она ушла ко мне жить.
Он хороший, этот муж. Просто он военный.
Он такой военный, что иногда просто страшно становится за обороноспособность нашей страны.
- Христос воскресе! - сказал этот военный муж, объявляясь на пороге моей квартиры чудной построждественской ночью и вручая мне - "мириться будем!" - бутылку водки.
- Юра, - сказала я как можно вежливей. - Христос - он ведь только что родился, куда ему воскресать?
- А у тебя сыр протух, - пошутил товарищ дважды страшный лейтенант, надкусывая бутерброд.
Обратите внимание: реальное время в этом отрывке идеально согласовано с фабульным, и то, что действие резко переместилось из прихожей в гостиную, означает, что древняя японская традиция оставлять обувь у входа была Юре незнакома.
Анька велела благоверному катиться откуда пришел.
И чтоб ноги его здесь не было через пять минут.
Она сказала еще, что его развратное поведение на каком-то там протокольном празднестве переполнило бездонную чашу ее терпенья. Так и сказала, да - искусствоведы это умеют.
Она еще много чего говорила.
Потом они помирились.
Водку Юра оставил мне.
"На память".