По следам бременских музыкантов
Aug. 17th, 2009 10:32 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
the_mockturtleЖизнь моя станет гораздо проще, когда я избавлюсь от вредной привычки идеализировать военных, ученых, врачей и экскурсоводов.
Следующим этапом адаптивной эволюции станет, разумеется, греческая шуба, застиранная панамка и Солнечный пляж.
Вот пошли мы как-то с Лиззиком в храм св. Владимира в Севастополе усыпальницу адмиралов посмотреть. Страдания, как известно, облагораживают душу; руководствуясь этим древним принципом, администрация храма предварила посещение усыпальницы обязательной организованной экскурсией, содержание которой, насколько возможно установить эмпирическим путем, существенно варьируется в зависимости от интеллектуальных способностей экскурсовода.
Бесспорно, нынешнее поколение храмовых сеятелей разумного-доброго-вечного и близко не дотягивает до феерической тетки конца девяностых, которая со знанием дела вещала про масонские символы, торсионные поля и энергетические разломы, на которых построен храм, а слово «НИКА» на надгробном камне в усыпальнице читала как «КАИН». Теперь на смену опиатному веселью пришло безграмотное уныние. Не каждый, ох, далеко не каждый музейный работник способен по пятнадцать раз на дню тыкать пальцем в одну и ту же мемориальную доску и ни разу не задуматься, почему упомянутый на ней человек умер от ран на пятом бастионе в чине мичмана в 1886 году:
Минимум три здравые мысли должны были при этом неминуемо посетить экскурсоводскую голову:
1. Какие раны можно получить на пятом бастионе в 1886 г.?
2. Поскольку на мемориальных досках в храме св. Владимира увековечены морские офицеры - непосредственные участники Крымской войны, почему к 1886 г. Лаухин – всё еще мичман?
3. С учетом того, что все прочие надписи касательно умерших от ран датированы существенно ближе к окончанию войны (1855-56 гг.), нет ли здесь какой-нибудь ошибки?
К сожалению, все эти вопросы обошли нашу экскурсоводшу стороной. А между тем, достаточно обратиться к замечательной работе П.Ляшука „Офицеры Черноморского флота, погибшие при защите Севастополя в 1854-1855 г.” (Симферополь, 2005), чтоб не слать потом лучи ненависти в спину бедным настырным филологессам, рискуя испепелить при этом казенное имущество.
Итак, Лаухин Иван Дмитриевич, 1834 г.р., состоял в гарнизоне Севастополя с 13.09.1854 г.
26.11.1854 на 5-м бастионе тяжело ранен в руку осколком бомбы, направлен на лечение в Морской госпиталь.
В апреле 1855 г. уволен в отпуск на шесть месяцев для „лечения болезней, от ран происходящих”.
4.01.1856 г., находясь в отпуске, умер от ран.
Вопрос о том, как пятерка на надписи мутировала в восьмерку, остается открытым. Моя версия: ошиблись реставраторы, восстанавливавшие надписи на плитах в конце девяностых. Реставраторов тоже пора перестать идеализировать, да: в их выдающихся способностях можно убедиться, внимательно посмотрев на надписи на памятнике Корнилову на Малаховом кургане.
Следующим этапом адаптивной эволюции станет, разумеется, греческая шуба, застиранная панамка и Солнечный пляж.
Вот пошли мы как-то с Лиззиком в храм св. Владимира в Севастополе усыпальницу адмиралов посмотреть. Страдания, как известно, облагораживают душу; руководствуясь этим древним принципом, администрация храма предварила посещение усыпальницы обязательной организованной экскурсией, содержание которой, насколько возможно установить эмпирическим путем, существенно варьируется в зависимости от интеллектуальных способностей экскурсовода.
Бесспорно, нынешнее поколение храмовых сеятелей разумного-доброго-вечного и близко не дотягивает до феерической тетки конца девяностых, которая со знанием дела вещала про масонские символы, торсионные поля и энергетические разломы, на которых построен храм, а слово «НИКА» на надгробном камне в усыпальнице читала как «КАИН». Теперь на смену опиатному веселью пришло безграмотное уныние. Не каждый, ох, далеко не каждый музейный работник способен по пятнадцать раз на дню тыкать пальцем в одну и ту же мемориальную доску и ни разу не задуматься, почему упомянутый на ней человек умер от ран на пятом бастионе в чине мичмана в 1886 году:
Минимум три здравые мысли должны были при этом неминуемо посетить экскурсоводскую голову:
1. Какие раны можно получить на пятом бастионе в 1886 г.?
2. Поскольку на мемориальных досках в храме св. Владимира увековечены морские офицеры - непосредственные участники Крымской войны, почему к 1886 г. Лаухин – всё еще мичман?
3. С учетом того, что все прочие надписи касательно умерших от ран датированы существенно ближе к окончанию войны (1855-56 гг.), нет ли здесь какой-нибудь ошибки?
К сожалению, все эти вопросы обошли нашу экскурсоводшу стороной. А между тем, достаточно обратиться к замечательной работе П.Ляшука „Офицеры Черноморского флота, погибшие при защите Севастополя в 1854-1855 г.” (Симферополь, 2005), чтоб не слать потом лучи ненависти в спину бедным настырным филологессам, рискуя испепелить при этом казенное имущество.
Итак, Лаухин Иван Дмитриевич, 1834 г.р., состоял в гарнизоне Севастополя с 13.09.1854 г.
26.11.1854 на 5-м бастионе тяжело ранен в руку осколком бомбы, направлен на лечение в Морской госпиталь.
В апреле 1855 г. уволен в отпуск на шесть месяцев для „лечения болезней, от ран происходящих”.
4.01.1856 г., находясь в отпуске, умер от ран.
Вопрос о том, как пятерка на надписи мутировала в восьмерку, остается открытым. Моя версия: ошиблись реставраторы, восстанавливавшие надписи на плитах в конце девяностых. Реставраторов тоже пора перестать идеализировать, да: в их выдающихся способностях можно убедиться, внимательно посмотрев на надписи на памятнике Корнилову на Малаховом кургане.
