Вот замок, который построил папаша...

Вот замок, который построил папаша.
А здесь, посмотрите, гостиная наша,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А это подсвечник большой и старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А вот Джулиан, знаменитый охотник,
который в сильнейшем подпитьи сегодня
испортил подсвечник большой и старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А это - дворцовая наша охрана,
которая выследила Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А это - донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А там, за портьерою, Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который ипортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А вот самый младший из членов семейства,
который вонзает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

Вот Бранд над пробиркою, полною яда,
который опробовать вскорости надо
на том, самом младшем из членов семейства,
который вонзает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А это девица по имени Флора,
которая часто ведет разговоры
о том, что у Бранда возникла идея
испробовать новый состав поскорее
на том, самом младшем из членов семейства,
который вонзает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

Вот Эрик, который при помощи Флоры
от Корвина хочет избавиться споро,
братишку попотчевав Брандовым ядом,
который опробовать вскорости надо
на том, самом младшем из членов семейства,
который вонзает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А вот и корона во тьме серебрится,
Которая вредному Эрику снится,
который, послушав сестриц разговоры,
успел заручиться поддержкою Флоры
и Корвина хочет попотчевать ядом,
который скорее испробовать надо
на том, самом младшем из членов семейства,
который втыкает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А это, друзья, кабинет Оберона,
в котором на полке хранится корона,
причиною ставшая многих истерик,
которые папе закатывал Эрик,
который, послушав сестриц разговоры,
успел заручиться поддержкою Флоры
и Корвина хочет попотчевать ядом,
который скорее испробовать надо
на том, самом младшем из членов семейства,
который втыкает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая волей писателя Ж.
на первом лежит этаже.

А вот и король, что реликвию эту
упрятал надежно во тьму кабинета,
устав от бессчетных визгливых истерик,
которые часто закатывал Эрик,
который, послушав сестриц разговоры,
успел заручиться поддержкою Флоры
и Корвина хочет попотчевать ядом,
который скорее испробовать надо
на том, самом младшем из членов семейства,
который втыкает с гримасой злодейской
иголки в портьеру, где Корвин маячит,
который с ухмылкой за пазухой прячет
тот самый донос капитана охраны
о том, как ловили они Джулиана,
который испортил подсвечник старинный,
который служил украшеньем гостиной,
которая - хватит, устали уже -
на первом лежит этаже.

Песнь о Буревестнике, пересекающем морские просторы

Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем, на
внушительном утесе, зорко вдаль взирает Корвин, теребя плаща застежку.
- Чайки стонут перед бурей, - размышляет он устало, - что за глупая
скотина, в самом деле, эти чайки.
Ситуация и вправду далека от совершенства. Оберон исчез внезапно в
неизвестном направленьи. Братец Бенни смылся в Тени подстригать кусты катаной.
Рэндом пишет мемуары о секретах мухлеванья и почесывает жабры новоизбранной
невесте. Но не в этом вся проблема - есть и кое-что похуже. Гнусный Эрик
Обероныч влез во власть нечистым рылом, с той поры, как Оберона вызвали в
командировку. Дав синоптикам на лапу, Эрик страшные прогнозы возвещает ежечасно
в мощный громкоговоритель:
- Буря! Скоро грянет буря!
- Ни фига, - решает Корвин, - у тебя, дружок, не выйдет. Даже и не
надрывайся, полудурок бородатый. Братец Блейз большие силы собирает под Колвиром
- миллионами туземцев мы командуем на пару, благо, господин Желязны на людей не
поскупился.
Слышен громкий лязг доспехов в девственной чащобе леса - это братцу
Джулиану не везет сегодня в карты. Моргенштерн, нажравшись сена с кашфианскою
подкормкой и калачиком свернувшись, повергает громким храпом всех тушканчиков
арденнских в состоянье изумленья. Только Эриковы вопли нарушают всю картину - он
орет, слюною брызжа, в мощный громкоговоритель:
- Буря! Скоро грянет буря!
Вон болтается на рее штормовым предупрежденьем капитан, что так удачно
обыграл Жерара в шашки. Кейн с тяжелого похмелья адмиральской треуголкой
отгоняет безуспешно толстых чертиков зеленых. Лишь веселые акулы раскрывают
дружно пасти, слыша Эриковы вопли:
- Буря! Скоро грянет буря!
Но недолго бедолаге сотрясать прозрачный воздух и рубиновой подвеской
щеголять на именинах. У писателя Желязны уж давно созрел коварный план о гибели
геройской собственного персонажа. И никто о нем не вспомнит до конца десятой
книги, разве что писатель Пешков под известным псевдонимом наклепает на досуге
удалой речитативчик под названьем "Буревестник". Потому спокоен Корвин -
безучастно он взирает на Колвир и на Арденны и на Эрикову рожу. Пусть потешится
товарищ, мыслит Корвин отрешенно, потому как очень скоро в самом деле грянет
буря...

Оберонычи

ОБЕРОНЫЧИ
Некоторые зарисовки нравов и быта королевской фамилии

Откуда есть пошли Оберонычи

…Вначале было скучно. Скучно было, пока кто-то не родил Дворкина, а уж Дворкин-то был большой затейник, так что скучать после его рождения не пришлось.
Дворкин женился на Единороге (хотя вопрос, кто же все-таки на ком женился, остается открытым) и родил Оберона.
Оберон значительно расширил масштабы производства. Для начала он женился на Цимнее и родил Озрика, Бенедикта и Финндо Оберонычей.
Потом Оберон женился на Файелле и родил Эрика и Корвина Оберонычей, и это так доконало бедную женщину, что она умерла, а Оберон женился на Рилге и родил Джулиана и Каина Оберонычей. Но этого ему показалось мало, так что он женился на Клариссе и родил Жерара, Блейза и Брэнда Оберонычей. Даже и после этого горький опыт не пошел на пользу любвеобильному папаше, и он женился на Полетт и родил, в наказание за грехи свои прошлые, грядущие и нынешние, Рэндома Обероныча, и стоит ли винить несчастную королеву в удачной попытке суицида?
Оберонычи жили дружно, несмотря на то, что часто ссорились. И все же, несмотря на то, что часто ссорились, жили они дружно. Ссорились Оберонычи по вопросам исключительно философским и сугубо принципиальным. Скажем, кому сидеть по правую руку от папы за обедом. Или кому быть королем после папиной, не приведи Единороже, кончины. Или кому бежать в погреб за так некстати закончившимся вином.
Как видите, люди это были серьезные.
Оберонычи жили в Амбере. Амбером правил папа. Папа был Оберон Первый, закоренелый единоличник, основатель династии и, в общем-то, неплохой человек. Нрав у папы был крутой. Единорожья кровь бродила в его жилах, так и подмывая кого-нибудь подкозлить.
Помимо королевской должности, у папы было еще немало положительных черт, но о них мы расскажем попозже.
Папа был на редкость неплодовит. За долгие столетия царствования он только и породил, что жалких полтора десятка Оберонычей, двое из которых благополучно преставились, еще когда Эрик Обероныч верил в Санта-Клауса и в то, что детей приносит аист. Вопрос о том, кто приносит Оберонычей, до сих пор остается открытым. Будем надеяться, что китайские специалисты во главе с Яном Юа прольют свет на этот немаловажный аспект.
Бродили, правда, слухи о сотнях, тысячах Оберонычей, наштампованных папой в его далекой и бурной молодости, однако мы не вправе полагаться на непроверенные данные уровня бытового фольклора, и ограничимся исследованием деятельности только тех Оберонычей, чье родство с основателем династии неоднократно проверено и оспариванию не подлежит.

О братьях Эрике, Корвине и Джулиане Обероновичах

Братья Эрик, Корвин и Джулиан Обероновичи, вне всякого сомнения, были родственники, но отличались друг от друга решительно во всем. Пижама у Корвина Обероновича была черная, с серебряной оторочкой и кокетливыми розочками по воротничку. У Эрика Обероновича пижама была тоже черная, но с красной оторочкой и агрессивной военной символикой на кармашках. А пижама Джулиана Обероновича, по свидетельству китайского исследователя Яна Юа, была словно покрыта белой эмалью и, несмотря на кажущуюся декоративность и явную изысканность, могла выдержать самый мощный удар меча.
Когда Корвин Оберонович покупал на ярмарке леденцы на палочке, он разгрызал их с таким остервенением, что враги Амбера трусливо прятались в кусты. Когда леденцы покупал Эрик Оберонович, он присыпал их мышьяком производства Бранда Обероновича и предлагал брату своему Корвину. А Джулиан Оберонович делал вид, что леденцы его ну совершенно не интересуют, и потому, купив на ярмарке леденец на палочке, не поедал его тут же, на людях, а предусмотрительно прятал в карман доспехов. Как видите, это были три совершенно разных человека.


О заветных мечтах Эрика Обероновича.


Эрик Оберонович хотел стать королем. Он хотел стать королем с самого детства. В шахматы он играл только королем и ужасно расстраивался, когда проигрывал. Даже в школьных сочинениях, где прочие, не столь августейшие детишки, выражали слабую надежду сделать карьеру космонавтов, балерин или эстрадных звезд, Эрик Оберонович со стоическим упорством писал: "Я стану королем".
Однажды эти сочинения попали под руку папе. Вопрос о том, как именно они туда попали, до сих пор остается открытым. Возможно, столь меткому попаданию крамольных манускриптов под ястребиный папин взор в немалой степени посодействовал младший брат Эрика Обероновича Корвин или единокровная сестра его Дэйдра. Как бы то ни было, папа испугался. Его и раньше настораживали развешанные по стенам апартаментов Эрика Обероновича картонные короны, оклеенные блестящей фольгой, и его странная манера царственным жестом набрасывать на плечи простыню. Пространственные разглагольствования Эрика Обероновича о том, какую масштабную реформу сельского хозяйства произведет он в случае безвременной кончины действующего монарха, настораживали папу еще больше.
Вполне естественно, что королем Эрик Оберонович так и не стал. Хотя памятник ему поставили, и даже не один. Но это уже совсем другая история.


О заветных мечтах Корвина Обероновича

Корвин Оберонович тоже хотел стать королем - в основном для того, чтобы не дать стать королем брату своему Эрику.
Однако, в отличие от Эрика Обероновича, Корвин Оберонович был далеко не столь откровенен в излиянии своих чувств на терпеливую бумагу.
Наученный горьким опытом брата своего Эрика, Корвин Оберонович рисовал в своих сочинениях непривлекательную во всех отношениях судьбу военнослужащего, рассыпаясь в комплиментах тогдашнему и нынешнему Верховному Главнокомандующему.
Однажды эти сочинения попали под руку Бенедикту Обероновичу. Бенедикт Оберонович прочел их весьма внимательно - он все читал весьма внимательно, а некоторые многосложные слова даже по нескольку раз - и ужасно обрадовался. Его давно настораживало отвращение младших отпрысков семейства к военной службе, на которую он, Бенедикт Оберонович, угробил лучшие годы своей молодости и страстно желал теперь, чтобы эти годы угробил кто-нибудь еще. Узрев превосходную возможность воплощения тайных грез в жизнь посредством брата своего Корвина, Бенедикт Оберонович ухватился за эту возможность руками и ногами. Властью, данною ему папой, он определил Корвина Обероновича в суворовское училище имени Озрика и Финндо Обероновичей, безвременно почивших в "борьбе за дело", как было указано на мемориальной доске. В суворовском училище сочинений не писали, и Корвину Обероновичу некуда было излить накопившиеся в его нежной и чувствительной душе эмоции. Вместо сочинений в суворовском училище была покосившаяся от времени швабра, которой надлежало мыть полы, и ржавое казенное ведро, со вкусом украшенное инвентарным номером. Учеников там называли "Эй, ты", а в исключительных случаях - "Эй, вы", с добавлением указательного местоимения "козел". Математики в суворовском училище тоже не было, зато были смотры и парады, до которых Бенедикт Оберонович был большой охотник и настаивал на проведении их в каждый свой приезд. Стоит ли говорить, что после определение в училище брата своего Корвина Бенедикт Оберонович зачастил туда как никогда?
Перед каждым парадом курсанты в течение недели маршировали по плацу, распевая военно-патриотические песни. Ни один нормальный человек в здравом уме и твердой памяти не в состоянии запомнить их преисполненные любви к Родине тексты. С тех пор Корвин Оберонович увлекся поэзией. Даже когда его заставляли драить сортиры, он тихонечко мурлыкал под нос особенно полюбившиеся ему композиции. Он выучил слова этих песен наизусть и частенько цитировал их впоследствии. То было как первая любовь, нежданная, негаданная, на всю жизнь оставшаяся в сердце…


О братьях Бенедикте, Озрике и Финндо Оберонычах


Бенедикт Оберонович был гордость семьи. В детстве его украли морские пехотинцы, и, не успел папа и глазом моргнуть, как ломкая психика Бенедикта Обероновича была окончательно и безнадежно отравлена превратными представлениями о воинском долге.
Бенедикт Оберонович захотел стать военным. Хуже того - он захотел стать генералом, а в перспективе даже верховным главнокомандующим. Поскольку к тому моменту хватательные, держательные и избивательные рефлексы Бенедикта Обероновича были доведены последним до совершенства, спорить с ним было не то что бесполезно, но даже опасно. Властью, дарованной папе им же самим, Бенедикт Оберонович был назначен генералом.
Старшие братья Бенедикта Обероновича, небезызвестные Озрик и Финндо, ныне канонизированные божественные покровители суворовских училищ, ужасно завидовали. Не то чтобы их прельщала военная карьера - вовсе нет. Но, по старой семейной традиции, Оберонычи были очень завидущие и только и искали, кому бы позавидовать, а потом и спровадить к праотцам (кстати, вопрос о праотцах Оберонычей, благодаря или, скорей, вопреки стараниям г-на Джокера, тоже остается открытым).
Итак, старшие братья Бенедикта Обероновича стали строить брату своему разные пакости. То звездочки с погон отковырнут, то портянки в лиловый цвет покрасят. Хватательные, держательные и избивательные рефлексы Бенедикта Обероновича работали вовсю, но старшие Оберонычи, будучи от природы необыкновенно выносливыми и физически развитыми юношами и имея, к тому же, численное превосходство, не упускали случая отшлифовать те же самые рефлексы на брате своем Бенедикте. Этот здоровый моральный климат сохранялся в семье достаточно долго, до первого этапа борьбы за дело, когда порядком подуставший от потасовок папа спровадил большую и старшую часть своих замечательных отпрысков на театр военных действий, причем Бенедикт Оберонович, как единственный имеющий непосредственное отношение к армии, авиации и флоту, был оставлен дома.
Выполняя волю отца своего, братья Озрик и Финндо Оберонычи с энтузиазмом полегли в бою, чем завоевали немеркнущую славу и громкую популярность в широких кругах амберской общественности. Бенедикт Оберонович завидовал и тосковал. К счастью, папа не замедлил наплодить новых Оберонычей, сопливый возраст которых не позволял им нанести сколь- нибудь значительные повреждения брату своему Бенедикту. Таким образом, здоровый моральный климат был восстановлен, и Оберонычи жили долго и счастливо, пока некоторые из них не умерли, но даже после этого счастье не оставило их замечательную во всех отношениях семью.

Слово о полку Эрикове

Как во тронные покои набежали ходоки:
Дескать, ждут нас в чистом поле супостатовы полки.
Эрик спьяну не врубился - кто такие, чё орут,
Кто там в поле объявился и какого хрена ждут.

"Гнусный Корвин вместе с Блейзом мутит воду во пруду,
словно призрак коммунизма во семнадцатом году.
А евойные солдаты воевать не дураки,
В общем, встряли мы, ребяты." - разъяснили ходоки.

"Эка невидаль, однако! Вот сейчас приказ отдам,
чтобы Бенни супостатам крепко вмазал по мордам.
Разыщите братца Беню, расскажите, что к чему.
За победу во сраженье орден жалую ему".

Братец Беня был не в духе, был рассержен и устал.
С королевскими послами разговаривать не стал.
Для проформы дал по морде одному из ходоков,
"А на кой мне этот орден?" - пробурчал и был таков.

Чтоб забыть о неудаче, разогнать печаль-тоску,
Эрик, зол и озадачен, выпил малость коньяку,
И, призвав Единорога, в перерыве на обед
Порешил созвать собратьев на военный на совет.

Чтоб совет прошел успешно, в Тени бросились гонцы
Закупать к столу орешки, колбасу и огурцы,
Водку местного разлива и молдавское вино,
И шампанское, и пиво, и еще чего-то, но…

Рано утром на рассвете, когда Эрик пил рассол,
Объявился братец Корвин и такую речь повел:
"Все! Терпенья больше нету! хватит зенки заливать!
В общем, завтрева к обеду будем битву затевать".

И ушел, дверями хлопнув. Вздрогнул Эрик: "Во облом!
Это ж надо собираться, одевать кольчугу, шлём…"
Хряпнул спирту без разводу, съел соленый огурец
И сказал: "Прибью урода! Задолбал уже вконец!"

Крикнул Эрик Джулиану: "Собирай скорее рать!
По кувшину спирту вмажем да поедем воевать!"
Как над лесом над сосновым прокричали петухи,
В беспорядке бестолковом вышли строиться полки.

Две минуты простояли - супостатов не видать.
Тут дружина возроптала: "Сколько можно здесь стоять?
С полчаса во рту ни крошки - хоть отбрасывай коньки!
Нам бы выпить хоть немножко, чем стоять как дураки!"

Струсил Эрик, сердце сжалось, разом хмель с башки слетел.
Чтобы рать не разбежалась, выдать спирту всем велел.
Разбежалася дружина, пьяный храп и тут и там,
Все мечи порастеряли по оврагам да кустам.

А на флоте понемногу разгорается скандал.
Принц Жерар забил тревогу: "Каин с флагмана пропал!
Третий день не видно что-то, это, верно, не к добру:
Знать, свалился с борта в воду - поищите поутру."

О финале битвы этой, о количестве потерь
До сих пор поет куплеты каждый третий менестрель.
И грядущим поколеньям без бутылки не понять,
Как же Корвин то сраженье умудрился проиграть?

Из объяснительной записки принца Джулиана...

...по факту отсутствия присутствия оного на боевом посту

Закон на трассе нынче строг - известно даже лешему.
Кругом, куда ни плюнь, ограничители висят,
и потому у нас в лесу что конные, что пешие,
что четырехколесные идут под шестьдесят.

Стою однажды на посту на главном направлении,
и вдруг: "Центральная, прием! К востоку через лес,
нахально игнорируя все правила движения,
на сумасшедшей скорости несется "Мерседес".

По счастью, верный Моргенштерн травою подзаправился,
да с базы прибыл вовремя десяток адских псов,
и я, сиреною гудя, на перехват отправился
тропою потаенною среди густых лесов.

Догнав злосчастный "Мерседес", я опознал водителя:
мне эта морда гадкая являлась в каждом сне!
Небритый, в черном с серебром, с эмблемой вытрезвителя -
серебряною розой на страховочном ремне.

От пьянства беспробудного вся рожа перекошена -
наш Корвин с розовых соплей закладывать любил.
Не то что "Обероновку" иль "Кровь единорожию" -
"Дворцовую перцовую" что газировку пил!

Однажды, пребывая в состояньи нестояния,
он с Эриком помелся на охоту и исчез,
и вот теперь, преодолев года и расстояния,
зачем-то ломится домой дорогой через лес.

Ему денатурат налей - ни в жисть не догадается.
Вот Рэндом в плане выпить - столбовой интиллигент.
Он даром что руками ест и за столом сморкается,
а "липу" от "казенки" отличит в один момент.

А это что? Кошмарный сон или обманы зрения?
Имея глубоко в виду мой полосатый жезл,
мне Рэндом, рыжий охламон, с переднего сидения
в окно продемонстрировал весьма похабный жест.

Когда же попытался я напомнить им о правилах,
они затеяли отстрел мне вверенных собак.
Меня же, выбив из седла, избили и ограбили -
ведь у обоих на счету немало пьяных драк.

Беднягу Моргенштерна доведя до заикания,
в чащобе скрылись вековой - попробуй, догони!
Прошу ко мне не применять сурового взыскания:
Их было двое, как-никак, а мы - совсем одни...

История одного заговора

(выдержки из дневников принца Эрика)

Когда папаша умотал в командировку,
Да так и сгинул где-то в дальней стороне,
Я тут же выказал уменье и сноровку
И объяснил всему семейству очень ловко,
Что мы теперь одной повязаны веревкой,
И королем придется быть, конечно, мне.

Тут отыскались, правда, жертвы заблуждений
И стали мне своими кознями мешать,
Но я сказал, что нет причины для сомнений ,
Поскольку Бене коронация до фени,
К тому же, он давно удрал куда-то в тени,
А Корвин с ангелами пьет на брудершафт.

Сильнее всех, конечно, рыжие гундели:
Послушать их, так никакой я не король.
Им, дескать, мелочные дрязги надоели,
Они, мол, Блейза посадить на трон хотели
И вообще, я со своим Макиавелли
Им наступаю на любимую мозоль.
(выдержки из дневников принца Эрика)

"Вас заподозрят в государственной измене!" -
слюною брызжа, истерично Бранд визжал.
И после долгих и безрезультатных прений
(Жерар был за, а Кейну было все до фени),
Я достучался по картишкам к братцу Бене,
Чтоб он нас, значит, всей душою поддержал.

Но братец Беня был на нас в большой обиде,
Причем и сам уже не помнил, почему.
Он мне сказал: "В гробу я вас, ребята, видел",
Еще сказал, что ни черта у нас не выйдет,
И вообще, сказал, в таком нетрезвом виде
Захвата власти не добиться никому.

(Мы, кстати, выпили - пускай напомнят братья -
вина бочонка ну от силы полтора,
потом немножко за успех мероприятья,
потом еще чуть-чуть - победы нашей ради,
а после, кажется, за пользу демократии
для развитых и развивающихся стран).

А тут с расспросами и Дэйдра подоспела:
"Куда вы Корвина девали, подлецы?"
И, слава богу, Флора вякнуть не успела,
что этот Корвин, излечившись между делом,
Такого шороху в лечебнице наделал,
Что с перепугу главный врач отдал концы.

Такими темпами мне век не видеть трона...
Я, если честно, не сторонник крайних мер,
Я гуманист еще покруче Оберона,
Но если родственникам хочется короны,
пришлось забыть об этикете и законах -
как говорится, а ля герр ком а ля герр!

Выписка из истории болезни

(исполнение классическое - под три блатных аккорда)

В четверг, такого-то числа, без четверти одиннадцать,
Бригадой скорой помощи доставлен был больной
С дисфункцией кишечника и межнейронных синапсов,
Ушибами конечностей и сломанной ногой.

У микроскопа лаборант оцепенел от ужаса
И с воем бросился бежать, сбивая встречных с ног:
В крови больного этого такое обнаружилось,
Чего и Стивен Спилберг бы вообразить не смог.

Покуда гематологи со всех концов Америки
Напрасно составляли хоть какой-нибудь прогноз,
У пациента выявились признаки истерики,
Симптомы амнезии и обширнейший психоз.

Он стал бросаться на медбратьев с бранью и угрозами:
Мол, ты за все поплатишься, о вероломный брат!
Мы еле успокоили его большими дозами
Полезного лекарства трифтазин-деканоат.

Спустя два месяца больной немного успокоился -
Спасибо фармацевтике за циклобарбитал!
Его монаршей волей за заботу удостоился
Владений в Авалоне чуть не весь медперсонал.

Хоть он все так же раздавал медбратьям подзатыльники,
В нем обнаружился еще недюжинный азарт:
Он, всем запретам вопреки, в казенном холодильнике
На верхней полке бережно хранил колоду карт.

И как-то в утро ясное, по-зимнему морозное,
Когда поблекла в небесах последняя звезда,
Он завернулся в простыню, заколотую розою,
и в легкой дымке радужной растаял без следа.